Рустам Хамдамов — личность мифическая и эфемерная, наверно он ступает по земле не оставляя следов. Хамдамов редчайший в кинематографе случай халифа без халифата. Есть великий режиссёр, но нет его фильмов. Причём загвоздка не в том, что фильмы его редки и труднодоставаемы, а в том, что их нет физически (ну или юридически). Его реноме классика держится на слухах, кривотолках, авторитетных мнениях, уважительных алаверды и прочих образчиках разговорного жанра. Слава Хамдамова основана не на кинофильмах, а на общем интилектом фоне, можно сказать — на сарафанном радио: кто-то где-то что-то видел, сказал об этом другому и пошла волна. Причём каждый в праве как в анегдоде сказать — фигня этот ваш Шаляпин, мне Мойша вчера напел — ничего интересного.

De facto кроме "Вокальных параллелей" в обойме Хамдамова есть только одна короткометражка, которую он снял по окончании ВГИКА — "В горах моё сердце" (1967). Как и положено по законам жанра, существует легенда, что это короткометражку показывают всем вновь прибывшим студентам чтобы они знали Как надо снимать кино. С большой буквы К. По другой легенде, ниспровергающей первую, исходники этой короткометражки были утрачены.

После окончания киноинститута, в 1974, Хамдамов принялся за съёмки фильма "Нечаянные радости" по сценарию Андрея Кончаловского и Фридриха Горенштейна. Однако времена были тяжкие — на манер американских продюсеров бал в советском кино правили кеночиновники, которые следили, чтобы продукцию штопали по выкованным кодексом строителей коммунизма лекалам. И вот в самый разгар съёмок нагрянула комиссия глядеть отснятый материал. Отсмотрев пришла в глубокий шок, Хамдамова сняли с проекта, плёнку якобы уничтожили (остались лишь куски, спрятанные оператором картины), проект передали другому режиссёру, который, будучи Никитой Михалковым, на основе сценария и каких-то хамдамовских наработок снял "Рабу любви". Хамдамова же кеноруководство отстранило от кено. В ответ на что он принялся весьма убедительно искать себя в рисовании.

Спустя годы, в 1991 о режиссёре вспомнил Сергей Соловьёв, который предложил легендарному Хамдамову ставить любой фильм на любых его условиях. Так уж получилось, что к проекту подключился легендарный хранцузский продюсер Серж Зильберман, который решил: будем брать Пальмовую ветвь. Для этого на главную роль была выписана легендарная Жанна Моро. Назвали фильм "Анна Карамазофф", изящно сведя воедино священных коров русской литературы — братьев Карамазовых и Анну Каренину. Всё было обставленно с большим пафосом и широко освещалось в СМИ. Педантичный перфекционист Хамдамов снимал как поёт Бьорк — вне музыки и ритма, как в голову придёт, ориентируясь на интуицию, а не на сметы, сроки и прочие скучные штуки. К тому же он оказался дюже упёртым человеком. Таким же был и Зильберман. Поэтому ближе к завершению фильма начались пикировки, интриги и взаимные оскорбления. Камнем преткновения стал некий кусок из "Нечаянных радостей", который Хамдамов во что бы то ни стало хотел вставить в фильм, Зильберман же во чтобы то ни стало этого куска в фильме видеть не хотел (говорят потому, что он вкладывался в цветной проект и никакой чорно-белый винтаж ему был нах не нужен). Итогом противостояния стал освистанный журналистами Каннского фестиваля пресс-показ, смертельно оскорбленная Жанна Моро (Хамдамов-таки вставил в фильм чорно-белый кусок, который превратил Моро из главной героини фильма в неглавную) и то, что единственная копия фильма оказалась навсегда запертой в сейфе Зильбермана, который отказался когда-либо её отдавать. Так Хамдамов вновь оказался автором фильма, который видели только создатели и журналисты на пресс-показе, прочие довольствовались красотой легенды и какими-то эпизодами.

Наконец в 1999 году Хамдамов приступил в Казахстане к съёмкам "Вокальных параллелей". Вскоре, однако, закончились деньги, и почти снятый фильм пришлось положить на полку. Весной 2005 года проект возобновили. Денис Евстигнеев и Ираклий Квирикадзе, которые пытались выбить из хранцузов "Анну Карамозофф" после неудачи по инерции переключились на "Вокальные параллели". Они поняли, что если и этот фильм не увидит света, Хамдамову останется только раствориться в мировом эфире — прекрасной и трепетной легендой, которая так и не нашла материального воплощения. После недели досъёмок в Алматы и окрестностях они заперлись с ним в монтажной, взяли в руки ножницы и принялись ваять нетленку из отснятого материала. Того оказалось катастрофически мало, так что ребята решили похулиганить и в дело пошли эпизоды с оператором в кадре, хлопушки, чужие руки, кидающие в кадр сбежавшего котёнка, Литвинова ошибающаяся с текстом и начинающая его с начала, суворовцы, переспрашивающие что-то у режиссёра — всё это придало фильму долю иронии, озорства и балагурства, плюс постмодерновости. Наконец фильм был выпущен. Как водится, казахские спонсоры поспешили обвинить его в оскорблении великого казахского народа, поэтому, зная способность Хамдамова терять уже законченные фильмы, спонсоров держали на расстоянии. Так до отчаявшегося зрителя дошёл первый фильм классика российского кинематографа (ничего, что на казахском языке).

Фильм выполнен в забытом жанре фильма-концерта — казахские оперные певицы в окружении национального и советского колорита поют европейские оперы, а Рената Литвинова между условно говоря номерами комментирует происходящее туманными монологами на казахском языке. Вернее, говорила-то она наверно па-руске, но в процессе дубляжа её ангельский голос оказался скрыт под казахской озвучкой, что с одной стороны убавило фильму прелести, зато с другой — выведя за рамки неповторимый голос Литвиновой, Хамдамов перенёс игру на свою территорию. Голос Литвиновой и её манера речи — это бренд, средоточие, вокруг которого хошь-не хошь начинается виться зрительское внимание. В "Вокальных параллелях" голос не крадёт у самой картины внимание зрителя.

Роль одной из оперных певиц исполняет широко известный в узких оперных кругах Эрик Хурмангалиев, уникальный контр тенор, в своё время прославившийся среди обычных людей исполнением роли Чиочиосан в одноимённой постановке Романа Виктюка.

Фильм снят с характерным шиком и смаком, вызывающем в голове параллели с лучшими фильмами Феллини. Лишённый сюжета он между тем рассказывает историю, выраженную не фабулой, а образами, которые сменяясь складываются в голове в некий узор наподобие мандалы, которая как известно есть карта мира. Этот фильм конечно не карта мира, но "что-то героическое в нём есть". Или вот ещё напрашивается параллель с коврами, в которых узоры текут, переливаются и тоже складываются в нечто подсознательно понимаемое (а порой и пугающее — всякие там искорёженные лица, звериные морды — чего только не увидишь в декоративном нагромождении элементов. Кстати, у Мохсена Махмалбафа в "Габбехе" связь ковра и истории доведена до своего логического завершения — девушка ткёт ковёр, с ней происходит любовное настроение и она вплетает его в ковёр, так что в итоге получается ковёр-история — очень винтажно). Параллельные темы Хамдамова и ковров часто возникают в одном контексте, как я сумел заметить читаючи интернет, ага.

Интересно, что визуально стиль Хамдамова находит параллели в манере поздней Муратовой/ранней Литвиновой — обилие толстых старух, индустриальные ландшафты, потрёпанные жизнью помещения, но при этом он не вызывает ужаса и отторжения. В нём есть бытовая весомость и вескость, понимаешь, что герои Хамдамова — не униженные и оскорблённые, а напротив хозяева своего мира. Наверно в этом и главное различие — мир фильмов Муратовой ютится на задворках реальности, он её преломлённое отражение, тогда как мир Хамдамова — это мифологическое время сновидений, мир символов и воспоминаний, короче страна равнозначная реальности, а вовсе не немой укор нашему миру. Выстраивая параллели к Платону с его эйдосами, можно поиграться мотивами и застукать Хамдамова за попыткой воплощения этих самых чистых идей-эйдосов в реальности. Действительно, помещая прекрасные голоса в уродливые тела, окружённые убогой обстановкой мы добиваемся того, что красота больше не рифмуется с телесностью, оказавшись в тупике мы вынуждены воспринимать эту бестелесную, вырванную из социокультурных обстоятельств красоту саму по себе, а тут уже один шаг до постижения идеи прекрасного, как и завещал дргреческий хвилосов. Однако, понятие эйдосов или универсалий — частное место хвилософии, почему параллель хочется провести именно с учениме Платона? Потому что тот полагал, что все универсалии существует в неком умопостигаемом мире, мире чистых идей, по-сути в потустороннем мире. Выходит, что показывая цельный мир символов и эйдосов, Хамдамов вторгается именно в платоновские эмпиреи.

Фильм получился ностальгический, посвящённый советскому большому стилю. Как подметила l., тоталитарные режимы питают слабость к опере, поэтому вполне естественно было поностальгировать по сталинскому ампиру оперными партиями (говоря словами Литвиновой: "Опера — искусство императоров, царей и больших коммунистов, насквозь условное и прекрасное"). Написал и сам задумался — слово "сталинский" резануло глаза. Так уж повелось, что в последнее время (особенно в последнюю неделю, когда случилась 89 годовщина Великой Революции) нас лошадиными дозами пичкают ненавистью к большевизму и коммунизму, мешая в одну кучу культуру, политику и пр. Опосредованно выходит, что сочувствие к большевистской культуре есть сочувствие кровавому большевистскому строю; заинтересованность сталинским ампиром есть чистой воды свинство, ибо только бесчувственный и безнравственный человек может говорить о культуре эпохи, в которую царили боль, страх и смерть. Типа, мы должны сочувствовать жертвам, а не наслаждаться искусством палачей — такие вот параллели. Между тем искусство существует отдельно от морали: можно ненавидеть конкретных личностей, но создаваемые ими произведения есть совершенно иные сущности. Механически перекладывать этические свойства с одной сущности на другую, особенно отличающуюся своей природой — признак близорукости. Пройдут века, политические перипетии забудутся, мораль истлеет, а вот искусство по-прежнему будет радовать глаз.

Литвинова в фильме, параллеля Шпенглеру, Гумилёву и Тойнби, размышляет о том, что все цивилизации рано или поздно гибнут, и всё что остаётся от них — голоса, доносящиеся из радио. Фильм и есть такой голос, вещающий с того света языком прекрасных условностей о культуре ушедшей советской эпохи. Именно — о культуре и ни о чём больше. Литвинова выступает изящным Вергилием, которая ведёт зрителей по потустороннему царству и одновременно болеет сердцем за своих подопечных-певцов, рассвирепев, кидает в них яблоками, когда они совсем теряют в её глазах шансы возвратиться в мир живых.

Сам Хамдамов высказался о своём фильме просто: "Это фильм-концерт. Оперные певцы — Араксия Давтян, Роза Джаманова, Эрик Курмангалиев — исполняют свои партии из Пуччини, Шумана, Россини. Рената Литвинова выходит, объявляет их арии и одновременно учит "жизни". Говорит, что в искусстве часто побеждает не талант, а, посредственность, надо только выбрать правильную тактику и уметь идти на компромисс. А они плохо усваивают ее уроки, живут не так, поэтому им здесь не место. И они умирают. Потом летят на том свете на самолете, но все равно поют. Там, на небесах…".

***

Две, кому-то нужные
Новелла Ренаты Литвиновой, положенная в основу фильма "Вокальные параллели"

- Ну, где ты была, сучка? - так встретила она вошедшую певицу. Но это был не грубый тон, а снисходительно-ласковый. Ре, подруга Певицы, сидела за столом, на котором стояли рюмки и бутылка. Она курила папиросу. - Где была, сучка, где была? - повторила нежно. - Я же учила, это правило, никогда не опаздывай больше часа, тем более к тому, кто тебе нужен... пока. - Певица села рядом за стол. - Я и так одинока, меня обозвали тут на улице, собака погналась, пыталась укусить, погода ужасная, жара такая, жара, я прихожу, и ты вместо поддержки в этом краю, в этой местности меня обзываешь, - ответила певица. Ре несильно ударила ее по щеке...

- Твоя щека в отличие от моей на сколько лет моложе?... Мне-то уже пятьдесят... - сказала Ре. Певица встала, подошла к окну. На окне стояла ваза с цветами. Певица сказала: - Меня пугает, когда я прихожу, а цветы в вазе выпили наполовину воду. Они что-то делают без меня. Это пугает. - Не смотри в окно на дорогу. Не смотри на дорогу, потому что там лежат сбитые собаки и кошки. - Посоветовала ей Ре. Певица отошла от окна. - Рассматривание мертвого старит. Я всегда отворачиваюсь. - Ну, учи, учи меня дальше, что не делать, - сказала Певица уважительно, смачивая носовой платок одеколоном и натирая им виски - Брови надо до тонких нитей выщипывать, моды же нет, только такая, которую я тебе внушу. На красную помаду блеск точкой посередине... - задумалась, как в чаду, выпила из фужера горячительное. Опять заговорила, как вспомнила: - Железное правило, никогда, ни при каких условиях не подходить к телефону, когда он звонит понапрасну. - Здесь же нет телефона. - Я диктую тебе правила на всю жизнь, а не на этот жалкий отрезок времени. Я не желаю быть все время с тобой. Кто при ком: ты при мне или я при тебе? Через некоторое время ты останешься одна и я останусь одна. Возможно, ты будешь жить там, где есть телефон, и будешь бежать на его сигнал, как сумасшедшая. Да ты такая сучка, что я тебе все объясняю! Не вдумывайся в мои слова, просто запоминай, запоминай или запиши. И волосы должны быть всегда чистыми. - А мода не брить подмышки? - спросила Певица. - Это может возбуждать... но это негигиенично при такой жаре. - Женщина в доме должна ценить настольные лампы, которые приглушают дневное освещение и железную входную дверь. Лишний не должен проникать через нее, - ответила Ре. - Да ты ребенок, в сущности, хоть и пьешь, хоть и пятьдесят, - сказала Певица - Ненавидеть меня легче, чем любить, - вздохнула Ре. - А, да! Еще правило - надо посещать могилы своих. Ты посещаешь могилу своего отца? - Не посещаю. У меня денег нет поставить ему памятник, а без памятника я и не найду ее. Там просто холм. - Певица учащенно задышала. - Желательно уметь стрелять в нашем теперешнем положении... - Совсем не умею. Ре встала, подошла к стене, пощупала, оторвав кусочек обоев. - Плохие стены здесь. - Плохие? Почему плохие? - Не впитывают пули, -сказала Ре. - Есть хорошие стены, если пуля в них попадает, то так там и остается, а есть вот такие плохие, как здесь. Они не впитывают пуль. И если здесь вдруг выстрелить, то пуля, ударившись о стену, не впитается, а будет отражаться и летать по комнате от стены к стене, пока кто-то не поймает эту пулю телом. - Поймать пулю телом? Такая фраза, как в песне... - Певица тоже поковыряла пальцем в стене. - Где пистолет? - спросила Ре. Певица показала пальцем в сторону шкафа. - На шкафу, - прошептала. Ре подошла к шкафу. Достала мешочек, вынула из него пистолет, проверила обойму, положила на стол. Налила себе еще выпить. - Почему ты мне не предлагаешь? - спросила обиженно Певица. - И скучно с тобой, и отпускать не хочется, - сказала Ре и выпила. - Ты из тех, кому и пить не впрок. - Тебе впрок? - Зачем ты меня сбиваешь? С тобой так скучно, дай мне вдохновение быть рядом с тобой... хоть так. У меня болит сердце, как будто оно не одно, а их много во мне, груда целая. Такая тяжесть... - Она задумалась. - Ты просишь, чтоб я тоже тебе налила? - Да, - сказала Певица. - Тогда я тоже попрошу. Я хочу потушить о твою руку сигарету. Во мне иногда такая ненависть, такой протест. С какой стати я должна учить тебя и пить с тобой? Ре улыбнулась: - Сколько раз о тебя гасили сигарету? А? - Мне даже интересно, сделаешь или не сделаешь? - сказала Певица, не пряча белую руку. Ре ткнула в нее окурок. Ненависть промелькнула на ее лице, потом опять выражение вернулось в маску. Певица чуть вскрикнула, отдернув руку с красным прижженным пятном. Ре продолжала: - Не пой на похоронах. Не спи с мужчинами каждый день. Отказывай. Береги себя. Пускай сбегают куда-нибудь и пользуются другими. Главное, не страдай, не страдай. Не дорожи его желаниями, думай о своем здоровье. Они помолчали. - А что ты сама думаешь, какие недочеты в себе констатируешь? - Я? - спросила Певица. - Мне кажется, все портит мой нос и коленки - вот тут широко. Надо сделать пластическую операцию. Но нет денег. Нет денег на операцию. - Дать тебе денег? Певица покраснела, стала бурно отказываться. - Нет, что ты, нет!.. - Какое это у тебя хорошее качество - отказываться от денег. Это бывает так редко, у молодых еще. Старые не отказываются от денег. А тебе неудобно.Что в тебе хорошего, ты еще чувствуешь боль, а я нет. Вот, смотри. - Ре взяла нож со стола и воткнула себе в руку. Вынула, зажала рану платком. - Вот видишь, мне так больно внутри, - она прижала руку к сердцу, - что я уже не чувствую боль снаружи. Ах, испачкала скатерть!... Певица вскочила, побежала за бинтом, принесла. Ре уже плеснула из фужера алкоголь себе на руку, стала заматывать ее платком. - Темнеет уже... - сказала мрачно. - Завтра рано вставать. - Ты книги читаешь перед сном? - Стихи, - сказала Певица. - Я всегда читаю одну и ту же книжку много-много лет, и ту кто-то покрал у меня недавно, сволочь какая-то!... Думаю одни и те же слова, которые всегда складываются в одну и ту же предрешенную фразу. - Какую? - Не могу сказать. Я не в себе. Мне все хуже и хуже. Я все к тому, что мне не становится лучше. Вообще, лучше никогда не бывает, почти никогда. Но я знаю, что мне делать, у меня есть цели, я знаю выход! Но мне не хочется этого делать. Мне как будто бы не хочется идти умирать дальше. - И мне, и мне! И мне нужно определить мой смысл жизни, ты мне поможешь? - спросила Певица. - Ну-ка встань, покажись, как тебе в новом платье, - попросила ее Ре. Певица встала, прошлась, спела несколько куплетов. - Все, все, не надо больше, без моих приглашений не пой! - прервала ее Ре. - А я теперь люблю читать вкладыши, инструкции к снотворным, прежде чем их принять. Такое удовольствие. Певица вышла в туалет, вернулась. Ре спросила ее строго: - Тебя рвет в туалете? Ты так пытаешься не потолстеть? Певица молчала. - Ты плохо смываешь воду, и туда теперь ходят тараканы, их так много, когда включаешь свет, они толпами едят! - Мне еще надо похудеть килограммов на пять, - сказала Певица. Ре закурила, выпила. - Не пей так помногу. Пей чуть-чуть. Мне жалко тебя, -пропела Певица. - Почему у меня все всегда из последних сил? - отозвалась Ре. - Чтобы нравиться, надо быть легкой, легкой... Ты умеешь питаться мужчинами? - Нет. - Надо научиться. Вот сидишь рядом с ним, надо пробудить в нем сильную реакцию и проглотить ее, когда он реагирует. Это очень омолаживает. - Мужчина разве не истрачивается? - Не жалей. Или питайся и женщинами тоже. Это не хуже. - Как мне завтра одеться? - Возьми мои камелии, наденешь, как ордена, в ряд несколько штук. Кольца переодень. Кольца надо носить только на указательных пальцах. Какие зубы у тебя, сядь, покажи мне. Певица села ближе, открыла рот. - У тебя такой большой рот, а ты не можешь его толком открыть, - сказала Ре. - Ты говоришь, как моя мама. Она стоматолог. Ре засмеялась. - Еще она любит повторять, у тебя плохой тургор. Тургор - это натяжение, дряблость кожи, - пояснила Певица. Она отхлебнула из бокала подруги. - Можно? - Мы никому тут не нужны, - сказала Ре. - Нам нужно сделать, чтобы мы стали кому-то нужны. - А зачем? - спросила Певица. - Две, никому не нужные, даже себе. - Я тут хожу с ключами на шее, как коза, позвякиваю, - сказала Ре, вынув из выреза нацепленные на цепочку ключи. - От всех моих дверей и шкафчиков... Что у нас из еды есть? Певица подошла к шкафчику. - Только шампанское. - Неси его сюда, - сказала Ре. - Почему ты не отвечаешь никогда на мои вопросы? - И ты можешь не отвечать. Я все равно их не понимаю. И еще говори мне, пожалуйста, спасибо, спасибо, что ты ответила мой вопрос. Ре очень ловко открыла бутылку с шампанским. Выпили, чокнувшись. - Итак, пистолет, - сказала Ре. Вынула обойму, показала, как вставить. Поставила на предохранитель, сняла с предохранителя, прицелилась. Встала, открыла окно. - Куда бы попасть? Куда бы попасть? - Заспрашивала она, водя стволом. В сумерках шел дождь. - Хоть один раз, но ты должна выстрелить, - размышляла Ре. - Выстрелите в меня, - вдруг сказал снизу человеческий голос. Подруги присмотрелись. - Этот человек убирает двор, - сказала Певица. - Только не насмерть, - крикнул голос, - вы же все равно промахнетесь! Ре с силой захлопнула окно. Руки и пистолет были мокрыми от дождя. - Какие бессмысленные люди ходят под окнами, - сказала она. - Совсем меня не боятся. - Ее заметно шатнуло. - Я тебя боюсь, - сказала Певица. Ре постояла, держась за сердце. - Нет, не упала, - наконец сказала она. - Доведи меня до стула, - попросила Ре. Певица поддержала ее за худой локоть, оттопыренный от тела, как согнутая косточка. - Я знаю, КТО ЧТО знает, бессмысленны ли люди или нет, - посидев, вдруг сказала Ре. - Это случай. И это даже проверяется. Если в нас, например, есть дальнейший смысл для проживания... Если мы для чего-то нужны судьбе, вот такие две, то мы будем сохранены... Значит, мы для чего-то заготовлены. В нас есть нужда. - А как проверить? - Вот так. - Ре взяла пистолет, прицелилась в то место на стене, где был оторван кусок обоев, стала стрелять в него. Пули, ударившись о стену, рикошетили веером в разные стороны, потом отражались от противоположных стен, потом еще и еще раз, пока секунд за тридцать со свистом они по очереди или вылетели в окно, разбив стекло, или впились в деревянный шкафчик. Обойма была выпущена вся. Певица страшно кричала сквозь выстрелы. Ни одна пуля не попала в подруг. Стало тихо. Ре будто отрезвела и повеселела. - Мы еще нужны, - перестав кричать, вдруг сказала Певица значительно и растроганно прижавшись к плечу Ре. - Это не в последний раз, - сказала Ре. - Позже я буду еще проверять. Так посидели некоторое время. - А мы не поговорим о любви? - ненасытно спросила Певица. - Нет, мы не поговорим о любви. Завтра поговорим о деньгах от мужчин и о драгоценностях. И надо бы завтра достать пиявок, дюжины две... Пора спать. Уже светает. Хотя я вряд ли высплюсь, я цокаю тебе всю ночь, как же ты храпишь, сучка!... Разговор этот проходил в большой комнате, где стояла и кровать тоже. Разбитые часы показывали почти четыре часа ночи. Стол был усыпан окурками и пеплом. Нож блестел под лампой, наполовину испачканный мутной кровью. Так был истрачен еще один день из жизни подруг.

автор - Рената Литвинова, журнал "Киносценарии", №6, 199

***

Rossine's Semiramide by Rustam Hamdamov
[youtube]http://ru.youtube.com/watch?v=rBZqt0wzlsE[/youtube]

---